Почему так сильно болят мои зубы? Глубокая, вязкая, острая ежедневная боль. Не только потому, что в моих зубах девять дырок, которые просят пломб. Я происхожу из старинного рода обладателей плохих зубов. Моя бабушка получила полный набор зубных протезов до того, как ей исполнилось тринадцать. Во время Второй мировой войны ее семья жила на военной базе в Китае. Один из ее зубов воспалился, после чего инфекция распространилась по всему рту. Ей вырвали все зубы. Бабушка рассказывала, как она познакомилась с нашим дедом на той военной базе. Он знал ее отца и находил ее милой. Однажды он решился ей представиться. Она ничего не сказала в ответ — только улыбнулась, обнажив верхний зубной протез.

Мои отношения с зубами начались на более радостной ноте. Я была последней маминой надеждой на торжество зубного здоровья. Во главе списка ее сожалений всегда находились брекеты, которые ей не поставили в детстве. Она любила повторять, что с прямыми зубами у меня есть будущее. К сожалению, процент успеха маминых предсказаний всегда был низкий: я заработала первую пломбу в четыре года. Воспитательница отправила меня домой, выдав с собой специальные красные таблетки для зубного камня. Я терла их о зубы, и краска прилипала к местам, где был зубной камень. Он надеялся быть замеченным, как сигнальные ракеты, пущенные на заброшенной дороге. Красные таблетки не добились успеха: мы с братом устраивали соревнования, кто дольше продержится без чистки зубов. В условиях нестабильных жилищных условий и отсутствия базовых удобств зубная гигиена не была в приоритете.

Мы не всегда были бездомными. Но мы жили в автобусах, лачугах и трейлерах. Не в трейлерах типа «мама, посмотри, у нашего дома есть колеса», а скорее «мама, почему наш душ висит над унитазом?». Быть бедными — это знать, что аккумулятор фирмы Diehard самый лучший, потому что магазины Sears позволяют бесплатно перезаряжать его всю жизнь. Перезаряжаемые аккумуляторы питали наш телевизор, так что мы могли посмотреть сериал «Полный дом» при свете керосиновой лампы прежде чем сесть за уроки. Быть бедной — это ходить со вшами до шестнадцати лет. Быть бедной значит сменить двадцать пять школ до того, как получишь аттестат. Быть бедной — это когда водопровод с холодной водой является роскошью, доступной тебе раз в семь лет. Это выбрасывать использованную туалетную бумагу в мешок рядом с унитазом, потому что в трейлере нет системы очистки стоков, только двухсотлитровая бочка, зарытая под трейлером и протекающая на землю вокруг него. Бедные люди не экономят ресурсы — у них их просто-напросто нет. Раз в неделю мы тащились в YMCA (Юношеская христианская организация — прим. NK), чтобы принять душ. Мама упрашивала работников центра отложить оплату до следующего раза или пустить нас тайком. В другой раз мы грели воду на плите и заполняли резиновый бассейн во дворе. Папа мылся первым, затем мама, потом я и в конце концов — мои братья.

Кошмары преследовали меня сколько я себя помню, с двухлетнего возраста. Часто снилось, что мои зубы гниют и выпадают. Мой карманный сонник так трактует эти сны: «Проблемы с зубами — сюжет многих тревожных сновидений. Они отражают ощущение ненадежности в личной, домашней или профессиональной сфере». Сны о зубах отражали не только мою не иллюзорную тревогу, вызванную домашними проблемами, — они были симптомами глубокой психологической зубной травмы. Понятно, почему я компульсивно щелкала челюстью — ритуал, который я повторяла с самого детства. Я соединяла верхнюю и нижнюю челюсть с одной стороны, дважды щелкала зубами с другой, а затем еще разок с первой стороны. Так продолжалось до тех пор, пока стороны не начинали звучать удовлетворительно симметрично. Таков был мой способ выпустить тревогу наружу.

Помню, как однажды мне поставили временную коронку после пломбирования каналов. Через месяц мне предстояло еще раз пломбировать каналы, и я попросила дантиста прописать мне обезболивающее. Он усадил меня рядом и принялся объяснять, что обезболивающие вызывают привыкание. Он прочел целую лекцию о том, как вредно принимать любые обезболивающие, из страха, что я на них подсяду. Я задумалась: если у тебя гнилые зубы и нет страховки, значит ли это, что ты наркоман? И если да, значит ли это, что наркоманы и люди с гнилыми зубами должны страдать, потому что мы сами накликали беду на себя? Недостаточно показывать в детских садах видео про то, как пользоваться зубной нитью, когда вы обучаете бедных людей — «дентально неполноценных».

Я была старшим ребенком в семье, и, когда у нас заканчивались продуктовые талоны, мне тоже приходилось думать, как бы сделать так, чтобы еда появилась на столе. Я раздумывала, чьи вещи мы можем заложить в этом месяце, а чьи в следующем. Иногда я удивляюсь, как много я знала о финансовых делах своей семьи. Мои друзья, представители среднего класса, не знают, сколько получают их родители, и это всегда меня поражало. Иногда они даже не знают, чем именно их родители зарабатывают на жизнь. Мне было шестнадцать, когда я впервые осознала свою классовую принадлежность. Я тут же позвонила маме, чтобы сообщить ей новости: «Мам, мы — рабочий класс!». Она ответила: «О нет, дорогая, мы не работаем». Ее ответ натолкнул меня на дальнейшие размышления об уникальной ситуации, в которой находятся бедные люди в этом обществе.

Если вам сложно определить, к какому классу вы относитесь, обратите внимание на качество жилья, профессиональную историю и доступ к образованию. А еще лучше — на состояние зубов. Мне никогда не надоест обмениваться с другими историями о зубной травме, хотя большинство людей предпочтет таких разговоров не заводить. Проблемы с зубами не принято обсуждать. Они — личное дело каждого.

В детстве мне все-таки удалось побывать у зубного несколько раз, в отличие от других моих бедных друзей. Врач посверлил мои зубы и заполнил их амальгамой с ртутью. Десять лет спустя такие пломбы признали потенциально опасными, и, когда у нас появилась страховка, покрывающая зубные процедуры, мой новый врач заменил все мои старые пломбы на новые из композитного материала. Он даже заменил мамины старые темно-синие пломбы. Мы вздохнули с облегчением: никаких больше светящихся на снимках «гербов», раскрывающих всю правду про наши зубы, эти хрупкие, крошащиеся придатки. Через три года, когда я уже съехала от родителей, мои прекрасные белые пломбы начали подтекать. Отполированный пластик стал символом того, что маскировало реальность моего существования и классового происхождения. Это был красивый быстрый способ починить то, что не чинится, — скрытый ужас бедности. За безупречным экстерьером пластиковых пломб мои зубы просили о помощи. Четыре удаленных нерва и один вырванный зуб спустя я просила о помощи тоже.

Мои отношения с зубами всегда были горестными, полными сожаления. Может быть, вы поймете меня, если вам тоже вырывали зубы. День, когда мне удалили мой первый, был самым печальным. Зуб пришлось удалить, потому что я не могла позволить себе лечение корневых каналов за 800 долларов. Зуб уже был «раскрыт» другим врачом. Как и в случае с татуировщиками, не желающими доделывать работу других мастеров, дантисты неохотно заканчивают чужую работу, и это стоит денег. Я слушала плеер и отвлекала себя как могла от мрачной процедуры. Врач усыпил мой уставший зуб, как усыпляют старую собаку. Обернув хитроумные щипцы вокруг зуба, он качал его взад и вперед, выкорчевывая его из десны. Я стонала в ужасе. Затем десна поддалась и произвела на свет непокорный зуб. Образовавшуюся пустоту ничем не заполнить.

Отрывок из книги Without a Net под редакцией Мишель Ти, © 2003. Публикуется с разрешения издательства Seal Press, входящего в состав The Perseus Books Group. / From Without a Net edited by Michelle Tea, copyright © 2003. Reprinted by permission of Seal Press, a member of The Perseus Books Group.