История, политика, идентичность: женские романы воспитания свободной Греции
В конце 2014 года все мировые издания наблюдали за парламентской гонкой в Греции. В результате к победе пришла партия Сириза, получив на этих выборах 149 мандатов из 300 возможных, не добрав до абсолютного большинства всего два места. Сириза появилась на свет как коалиция радикальных левых, в нее входят коммунисты, маоисты, троцкисты, феминистки, зеленые. Страшный сон неолиберала. Либеральные медиа, воспевающие свободный рынок и технократию, отзываются о программе Сиризы самым нелицеприятным образом. Так, Юлия Латынина, известная своими радикально либертарианскими высказываниями, в одной из своих передач назвала Алекса Ципраса «просто тупым».
Греция сильно пострадала в результате кризиса 2008 года и не в состоянии выплачивать долги своим кредиторам. Предложения правительства Алекса Ципраса базируются на простой идее: страна, на протяжении пяти лет выживавшая в условиях жесткой экономии (программой спасения, разработанной Тройкой — Международным валютным фондом, Европейским банком и Еврокомиссией), не может продолжать в том же духе. При бесконечно увеличивающемся долге экономическое развитие невозможно. Более того, за период жизни под Тройкой значительная часть общественного имущества перешла в собственность иностранных владельцев (подробнее об этом — в документальном фильме «Катастройка»). Греки требуют реструктуризации долга, а не продолжения выплат за счет самых слабых слоев населения. Сама мысль об этом возмутительна для представителей современного европейского неолиберализма.
Один из главных переговорщиков в Европе от Греции — Янис Варуфакис, первый министр финансов в правительстве Ципраса. До прихода в политику он сделал на Западе академическую карьеру экономиста. По его словам, это было возможно благодаря тому, что никому из его коллег не пришло в голову поинтересоваться, уж не марксист ли он. И если среди западных гуманитариев марксизм является чем-то вроде мейнстрима, то всерьез поминать Маркса в условиях главенствующей в университах парадигмы экономикс мягко говоря не прокатит.
Во время публичных выступлений, посвященных выходу его книги о финансовом кризисе 2008 года, Варуфакис неоднократно заявлял, что конечной целью должно быть «уменьшение человеческих страданий». Подобная риторика впечатляет на контрасте с привычными образами покупаемых и продаваемых политиков, представляющих интересы крупного капитала. Действительно, уменьшение человеческих страданий — актуальная программа для Греции, где после введения мер, предложенных Тройкой, уровень суицидов вырос на двадцать процентов, уровень безработицы составляет 25%, а среди молодежи — все 50%. Зная это, называть предложения нового правительства всего лишь популистскими — довольно бесчеловечно.
***
Левые в Греции всегда пользовались огромной поддержкой, хоть это были и левые различного толка. Так, первое же демократическое правительство после падения военной диктатуры было социалистическим, костяк его формировала партия «Всегреческое социалистическое движение» (PASOK), постепенно мутировавшая в консерваторов. Куда более радикальные левые политические организации представляли политическую оппозицию в течение трех драматических периодов в истории современной Греции — нацистской оккупации (1941–1944), последовавшей за ней гражданской войны (1946–1949) и периода диктатуры черных полковников (1967–1974).
В октябре 1940 года вторгшиеся в Грецию войска фашистской Италии встретили отпор со стороны греческой армии под руководством генерала Метаксаса — премьер-министра и де-факто диктатора при короле Георге II. Тем не менее уже в 1941 году, после падения Крита, территория Греции постепенно перешла под контроль нацистов. Метаксас к тому моменту скончался от болезни. Король и его правительство бежали в Египет.
Очень быстро греки начали формировать Сопротивление. Греческая коммунистическая партия основала Национально-освободительный фронт Греции (EAM), который стал самым большим движением Сопротивления за всю историю страны. EAM удалось добиться значительных достижений путем демонстраций. Так, путем забастовок они вынудили нацистов начать кормить население бесплатными обедами (в течение зимы 1941 года в Греции от голода погибло 300 тысяч человек) и отменить решение о массовой отправке греков на принудительные работы в Германию.
Народно-освободительная армия Греции (ELAS — военная ветвь EAM) к началу 1942 года начала собирать вооруженное партизанское Сопротивление в горах. ELAS активно рекрутировала жителей деревень. На сторону EAM-ELAS вставали люди различных политических убеждений, вплоть до церковнослужителей, однако верхушка организации была представлена коммунистами. По воспоминаниям участвовавших в Сопротивлении либералов, коммунистическая партия имела четко выстроенную структуру и обладала навыками организации и подпольной работы, которых не хватало представителям других политических течений.
Активность EAM-ELAS привела к освобождению большей части горной территории Греции. К весне 1944 года они контролировали четыре пятых страны. Той же весной EAM основали собственное «правительство в горах» и даже провели выборы в парламент. По приблизительным подсчетам, миллион греков голосовали на этих выборах, а также впервые в истории Греции женщины смогли принять участие в голосовании.
Были в Сопротивлении и другие, менее крупные организации, такие как Народная республиканская греческая лига (EDES) и Народное и социальное освобождение (EKKA). EDES пользовалась поддержкой Великобритании и в итоге окончательно поменяла свой курс на монархический про-британский.
К концу оккупации действия EAM начали особенно мешать британцам, имевших свои планы на поствоенную Грецию. Греческие коммунисты надеялись, что после снятия нацистской оккупации они придут к власти и Греция попадет в зону влияния Советского Союза, но Сталин дал понять, что не интересуется Грецией. Это позволило Черчиллю начать активнее действовать в направлении воссоздания монархического режима, лояльного установлению Британского влияния в Средиземноморском регионе.
Прелюдией гражданской войны можно считать столкновения в декабре 1944 года — меньше, чем через два месяца после снятия оккупации. Полиция открыла огонь по мирным демонстрантам, коммунисты захватили полицейские участки и установили контроль над большей частью Афин. Однако в январе 1945 повстанцы были вытеснены из столицы.
В 1946 гражданская война развернулась в полную силу. Закончилась она не в пользу левых, многие из которых были вынуждены бежать за границу. К 1949 около 100 тысяч человек эмигрировали в Югославию и Восточный блок, в частности в СССР и Чехословакию. В 1950–1967 годах гонения на греческих левых продолжились. Тысячи политических активистов сидели в тюрьмах, лишенные гражданства эмигранты не могли вернуться в страну.
В 1967 году этот режим сменился военной диктатурой «черных полковников». Определяющей чертой их правления стал еще более воинствующий антикоммунизм. Полковники выступали против «анархо-коммунистического» порядка, под который попадали любые проявления общественной деятельности, не только левого толка. Лозунг режима звучал так: «Греция для православных греков». Греция к тому моменту находилась в сфере влияния США, которые и сами хотели бы избежать «коммунистической угрозы» в Средиземноморье, поэтому к режиму полковников относились лояльно.
В ноябре 1973 г. в Афинском Политехническом университете развернулась студенческая забастовка под названием «Свободные осаждённые», которая приобретала все более и более угрожающий для правительства характер. 17 ноября на территорию университета были введены танки, десятки студентов погибли.
Режиму хунты наступил конец, но политические последствия тех лет до сих отзываются в современном греческом обществе. Даже корни афинских беспорядков декабря 2008 уходят именно в тот период греческой истории. Позиция правых, центристов, левых, коммунистов и националистов в Греции, противостояние политических кланов, греческое студенчество, кипрский вопрос, антиамериканизм, отношение к монархии – все эти насущные на сегодня вопросы зародились именно в той эпохе.
***
Значительная часть греческой литературы после 1979 года имеет дело с исторической рефлексией, попытками осмыслить упомянутые выше события — от оккупации до падения хунты. Среди них есть две особенные книги, удачно сочетающие в себе личное и политическое. Это романы воспитания, девичий bildungsroman — «Золото дураков» Маро Дуки и «Невеста Ахиллеса» Алки Зеи. Протагонистки этих романов, Мирсини и Элени, еще со школы вовлечены в работу левых организаций. Обе они помолвлены с политическими лидерами средней руки. Обе проводят годы формирования своих идентичностей в оппозиции к правящему режиму. К рассказу каждая приступает из одной и той же отправной точки — в попытке понять, как история и политика повлияли на то, кем они стали в итоге.
Рассказ Элени, главной героини «Невесты Ахиллеса», описывает события, растянувшиеся на тридцать лет, — столько в среднем греки, воевавшие на стороне EAM-ELAS, провели в вынужденной эмиграции. Очень юной она присоединяется к Сопротивлению и затем обручается с человеком по прозвищу Ахиллес, одним из лидеров партизанского движения. Его настоящего имени мы не знаем и никогда не узнаем. Настоящее имя Элени — Дафна, но очень небольшое число людей называют ее так. «Невеста Ахиллеса» — окликают ее старые знакомые по Сопротивлению даже двадцать лет спустя в эмиграции в Париже.
В январе 1945, когда EAM-ELAS выдавили из Афин, они спешно женятся, и Ахиллес снова уходит в горы, обещая «вернуть Афины через год». Тайная полиция начинает особо интересоваться Элени. В поисках ночлега она ходит по улицам Афин, озябшая и голодная, и встречает Сережу, иностранного корреспондента «Известий», с которым они знакомы по Греко-Советской лиге. В движении шутят, что в Советском союзе только таких идеальных, как Сережа, людей и куют. Сережа отпаивает ее чаем с виски и отдает ей свой свитер. Сережа будет помогать Элени всю жизнь: в Афинах, в Москве и даже в Ташкенте. «Двое любящих людей обязательно найдут способ встретиться», — говорит он.
Ни друзья, ни родственники не хотят рисковать своей жизнью, чтобы приютить Элени у себя на ночь. Она решает вернуться домой и на пути туда ее арестовывает полиция. Далее следуют допросы и тюремное заключение. Один из знакомых Элени сдает тайной полиции «подельниц» Элени — группу шестнадцатилетних школьниц. Одну из девочек заставляют наблюдать за тем, как расстреливают ее подруг, и она соглашается сдать всех в обмен на сохранение своей жизни.
Элени удается освободиться. Она решает воссоединиться с мужем, который к тому моменту эмигрировал в Советский Союз. В ожидании советской визы ей удается пожить беззаботной жизнью в Италии: заводить знакомства, брать уроки, ходить в кино. Однако ее идентичность напрямую связана с тем, что происходит в ее стране, и с жизнью левого движения. Когда Элени узнает о смерти Сталина, безразличная реакция ее любовника Жан-Поля ужасает ее: «Что я делаю рядом с этим человеком, не перенесшим никаких страданий?».
Пять дней она едет на верхней полке плацкарта из Москвы в Ташкент, где Советский Союз размещал политических беженцев из Греции. Первоначально беженцев расквартировывали в бывших лагерях, в которых ранее размещались заключённые и военнопленные, — шокирующий уровень комфорта после «буржуазной» жизни в Риме. Так Элени оказывается за железным занавесом без возможности выехать даже в Москву.
Возвращение домой затянулось на двадцать лет. Элени и ее семья переживают многое: десталинизацию, переезд в Москву, столкновение с советским мифом изнутри системы. Элени успевает обрести и вновь потерять родину, на этот раз из-за хунты. Как коммунистке и жене коммуниста ей снова приходится бежать из страны, и она оседает во Франции.
В одном из разговоров с другими политическими эмигрантами Элени задается вопросами:
«Что происходит в Греции? Что мы делаем здесь, за ее пределами? Почему молодежь критикует нас за нежелание бороться? Почему в Греции люди не выходят на улицы? Что случилось с подпольной организацией? Куда все исчезли? Неужели нет никого восемнадцатилетнего, даже вне организации, кто бы смог снять флаг этих новых оккупантов с Акрополя, как мы сделали это с нацистским флагом?»
Книгу Маро Дуки «Золото дураков» можно считать попыткой ответа на эти вопросы.
Мирсини Панайоту на момент введения диктатуры всего семнадцать, она только окончила школу и поступает в медицинский институт. Через своего первого бойфренда Паулоса Мирсини присоединяется к левым. (В английском переводе его называют Полом, так же как Георгиоса — Джорджем, что, по-моему, только усложняет дело.) Преследуемый тайной полицией, Паулос исчезает из жизни Мирсини, после чего та с головой погружается в работу небольшой группы, печатающей листовки. Группа разнообразна по составу: студенты работают рука об руку с рабочими, которых они боготворят.
Особенно симпатизирует рабочим Мирсини, которую постоянно беспокоит ее классовый статус. Она пытается помирить свое происхождение с идеалистическими устремлениями. Так в начале романа она описывает свою семью: «Таков весь греческий средний класс, продавшийся, как нам говорят, по всем фронтам иностранным интересам. В любом случае, мы разбогатели, не заскучав в процессе». Позже, будучи помолвленной с Георгиосом — представителем рабочего класса — она безуспешно пытается искать работу на фабрике.
Постепенно давление на них усиливается и группа распадается. Мирсини арестовывают, но несколько месяцев спустя она выходит из тюрьмы по протекции влиятельных родственников. Георгиос получает шесть лет тюрьмы. Однокурсники углубляются в учебу. Кто-то бежит за границу.
Мирсини обручается с Георгиосом, чтобы иметь возможность навещать его в тюрьме, и все эти годы ждет его. В это же время в коммунистической партии происходит раскол по вопросу советских танков в Праге. Все бесконечно пытаются прояснить идеологические позиции друг друга. Мирсини уходит в себя:
«…наши разговоры стали очень поверхностными. Разговаривать было даже не весело, как будто каждый из нас презирал другого. Фондаса злила жесткая позиция Димитриса: разве не можем мы быть самими собой без превращения в советофилов? Конечно, он посвятил кучу времени партии, но не целиком и полностью ассоциировал себя с ее официальной линией. По крайней мере, того, что он иногда говорил, хватило бы, чтобы его исключили. Я сторонилась раскола и смотрела на обе стороны безэмоционально: на мой взгляд все они были в одной лодке и я могла утонуть вместе с ними — мне было плевать. Они даже назвали меня троцкисткой, кем я не была. Я не знала ни кем я была, ни кем хотела бы стать и проводила время за чтением об освободительных движениях конца войны […] и довольствовалась желтой кофтой Маяковского. Я была в восторге от памфлета Тупарамос (леворадикальная уругвайская организация — прим. NK), переведенного Василисом Василикосом, который Урания тайно провезла из Парижа».
Несмотря на то, что Мирсини отстраняется от политической повестки, чтобы разобраться в себе, именно одна она из своего ближайшего окружения оказывается на баррикадах Афинского политехнического, когда по демонстрантам стреляли из танков.
***
Конечно, ни «Невеста Ахиллеса», ни «Золото дураков» не являются автобиографическими или историческими романами в полном смысле, поэтому не стоит вопроса об исторической точности изложенного в обеих книгах. Книги Алки Зеи и Маро Дуки в первую очередь исследуют границы, пролегающие между личным и политическим, частным и публичным, и напряжение, существующее между этими сферами.
В предисловии к роману Крис Краус I Love Dick поэтесса и писательница Айлин Майлз пишет: «Я ненавидела книги, написанные женщинами и о женщинах. В них все заканчивалось одинаково. Потеря себя, бесконечное самоотречение. Даже если женщина пыталась быть художницей, в конце концов она оказывалась беременной, отчаявшейся, в ожидании мужчины. Какого-нибудь марксиста».
Частично это справедливо и для книг Зеи и Дуки. У Мирсини в «Золоте дураков» нет иллюзий насчет того, как она оказалась в левом движении: «Понятия не имею, как я присоединилась к левым. Наверное, из-за моего бойфренда Паулоса». Она тяжело переживает внезапное расставание с Паулосом и постоянно возвращается к нему мысленно:
«Может быть, если бы нам позволили разойтись так же, как всем остальным, он бы не стал такой большой частью меня. Диктатура с первого вечера забрала все жалкие проблемы и убожество секса из наших отношений и превратила их в преданную страсть и тоску. Все из-за чтения романтической литературы. Были моменты, когда я видела себя единственной линией жизни Паулоса, и на половину позволила себе предположить, что все эти месяцы в бегах он так же держал меня в своих мыслях».
Позже, пытаясь разобраться в чувствах к Георгиосу, Мирсини размышляет:
«Я представляла его в тюремном дворе, с горьким привкусом во рту после каждого моего визита, то, каким одиноким он чувствовал себя ночью. Так же я когда-то представляла Паулоса в бегах. Но разве кто-нибудь думал обо мне таким же образом? Я всегда была потеряна среди фантазий о других людях».
Мирсини чувствует себя оторванной от семьи, друзей и возлюбленных. В итоге автономия и независимость перевешивают необходимость социальной интеграции: ее друзья и родственники женятся на своих первых возлюбленных, «оседают». Одной Мирсини удается не впасть в конформизм.
Еще одно интересное пересечение с I Love Dick Крис Краус — мотив письма отвержения. «Это фантастический акт унижения, недвусмысленное Fuck You», — так называет Анн-Кристин д’Адески письмо, которым с Крис (главной героиней I Love Dick) порывает Дик — объект ее любовного интереса.
В «Золоте дураков» происходит что-то похожее: Мирсини получает прощальное письмо от Георгиоса, в котором он красочно описывает случайную встречу с Паулосом:
«То есть П. и Г. сравнили свои впечатления от меня. П. рассказал историю наших отношений. Как будучи в бегах, под постоянной угрозой ареста, он смог отделаться от меня. И когда его мама рассказала ему о моих визитах к ним домой, он дал ей указание держать со мной дистанцию и ни в коем случае не выдавать мне место, где он прятался. Потому что П. боялся меня. У меня была привычка, продолжает Г. в письме, смотреть на него стеклянным взглядом. […] Он ни разу не слышал вздоха настоящей любви от меня. Во время занятий любовью он будто бы терял меня, будто его засасывало в пустоту, оставляющую привкус пепла во рту. Г. одержимо повторил все это несколько раз, как будто пытаясь убедить себя, что все уже позади и как ему повезло спастись».
Даже это двойное отвержение Мирсини переживает отстраненно и с достоинством: «Мне всегда было жалко себя за то, что я так хорошо понимала, почему люди ведут себя так, как они ведут себя, и за то, что в то же время мне было так сложно это переварить».
Похожим образом на протяжении большей части «Невесты Ахиллеса» фигура Элени определяется через ее принадлежность Ахиллесу. Арестовывают ее только потому, что она является его невестой (полиции неизвестно о ее личном участии в Сопротивлении). Она привлекает внимание других заключенных, а позже — иностранных коммунистов только благодаря своей связи с лидером партизан. Течение времени не меняет их отношений: даже будучи женой, она остается его «невестой». В Ташкенте он хочет видеть перед собой ту же девушку, с которой попрощался в Афинах пять лет назад, и не дает Элени права на собственное прошлое (Италия, роман с Жан-Полем). Все это заканчивается плачевно. Внутренний рост Элени и неспособность Ахиллеса адекватно отреагировать на него делают их союз бессмысленным. Элени с горькой иронией замечает:
«Если бы я обладала ментальностью семнадцатилетней Элени, невесты Ахиллеса, мы бы нашли общий язык. Но я прошла длинный путь с тех пор. Я даже читала Толстого!»
В эмиграции в Париже она ощущает себя давно разведенной.
***
В своей книге Poor But Sexy: Cultural Clashes in Europe East and West польская писательница и журналистка Агата Пызик неоднократно затрагивает тему секса и женской сексуальности. Так Пызик пишет о сексе в соцреалистичном кинематографе Восточного блока:
«Главное отличие между Восточной и Западной кинокультурой вероятно заключается в их подходе к теме секса. Было бы упрощением всего лишь предположить, что кино Восточного блока было более благонравным. В эпоху соцреализма, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы упомянуть или показать отдельную часть тела или акт, связанные с сексом. Труд и нормальная жизнь значили полную десексуализацию их объектов — порядочных социалистов, увлеченных работой и ясностью социалистической жизни, а не темными страстями».
Далее Пызик пишет: «Социалистическое тело в Восточном блоке рафинировано и асексуально. Также предполагалось, что именно женщины несут бремя целомудрия. В большинстве фильмов DEFA (ведущей киностудии ГДР — прим. NK) именно женщины стараются быть хорошими социалистами, мужчины же часто слабее и переходят на сторону Запада».
Воспитанные частично на соцреализме, мы и сами знаем, что постельным сценам не место рядом с пламенными речами о верности партии. Несмотря на то, что сексуальные интеракции в большинстве своем являются андроцентричными, сексуальность не репрессирована, и интимное здесь обретает новую проблематику в контексте политики. Доходит до смешного. Одна из подруг Мирсини жалуется:
«…мы остановились, и она начала плакать. Она не хотела его задеть. Но он никогда не давал ей и слова сказать и так покровительственно относился к ее мнению на тему политики, что она чувствовала себя униженной. Когда они занимались любовью, продолжала она, он прижимал ее со всей силы и говорил: хорошо, давай, расскажи мне, что ты думаешь про «Цитаты Председателя Мао». Никому, кроме него, не позволялось иметь своего мнения про марксизм и меньше всего подружкам, которых он трахал».
Что до главных героинь, то несмотря на «убожество секса» с каждым из возлюбленных, каждая из девушек остается в своей сексуальной жизни субъектом, а не объектом, и находится в контакте со своими желаниями.
***
Книги Дуки и Зеи показывают, насколько шатко разграничение между частным политическим высказыванием и публичным действием. Чтобы рассказать историю борьбы и провала на нескольких уровнях, в политической и личной жизни, не скрывая и не цензурируя, нужна смелость и способность держать свою уязвимость на расстоянии. И Мирсини, и Элени приходится взглянуть в глаза собственному зависимому положению и кризису убеждений, которые каждая из них в итоге преодолевает.
Сегодня уровень политической осознанности греков как никогда высок. Левая идея, несмотря на все гонения, упорно возвращается в политическую повестку дня. В ситуации, когда банки закрыты и сохранность вкладов под вопросом, греки бескомромиссно голосуют против унизительных предложений кредиторов, потому что они выбирают самоуважение и свободу.
Купить английские переводы книг Алки Зеи и Маро Дуки можно на сайте издательства Kedros.