«Oh we can beat them forever and ever». О нигилизме панк-поколения, Кристиане Ф. и Дэвиде Боуи

«Oh we can beat them forever and ever». О нигилизме панк-поколения, Кристиане Ф. и Дэвиде Боуи


10 января умер Дэвид Боуи. No Kidding публикует отрывок из книги польской писательницы Агаты Пызик, посвященный берлинскому периоду Боуи, фильму «Кристиана Ф.» и нигилизму панк-поколения семидесятых. 

Посмотрите на любые фото Западного Берлина семидесятых, и вы увидите пасмурный город, который вращается вокруг Стены. У живующих рядом с тюрьмой, даже если сами они не являются заключенными, может развиться симптом удушья. Знать, что людей убивают за нелегальное пересечение границы, не иметь возможности свободно перемещаться по своему городу, представлять, что же может быть на другой стороне. Райнер Вернер Фассбиндер испытывал стыд за жителей послевоенной Западной Германии, за то, как Запад заткнул им рот консьюмеризмом и велел молчать. В своем фильме 1978 года «В год тринадцати лун» он наказывает зрителя десятиминутной сценой, в которой животных ритмично четвертуют на бойне — бессмысленная смерть, которую затем омывают и кладут в аккуратные пластиковые контейнеры. Половина его фильмов — это едкие комментарии о состоянии левого движения, постепенно становящиеся похожими на похоронные элегии. Фассбиндер дружил с Хольгером Майнсом, студентом кинематографии, присоединившимся к Фракции Красной Армии. Позже он умер в тюрьме в результате долгой голодовки. В мае 1976 Ульрика Майнхоф покончила с собой или была убита, вслед за Гудрун Энслин и Андреасом Баадером. В фильме 1981 года «Кристиана Ф. Мы дети станции Зоо» Кристиана и ее парень Детлеф занимаются первым неуклюжим подростковым сексом на куче грязных смятых простыней в наркоманском притоне. Бедные дети, они и их друзья делают инъекции, голодают, мерзнут, эякулириют и умирают от передозировки под портретом Ульрики Майнхоф, вырванным из газеты.

rudiulrikequer1

Ульрика Майнхоф, одна из основателей и лидеров RAF

Одна из причин, по которой панк-поколение читало антиутопии «1984» и «Заводной апельсин» так, как будто эти книги написаны о них, и жадно стремилось к коммунистическому востоку в эстетике, — это их деполитизация. Поколение их бабушек и дедушек пережили войну, верили в социализм, меняли мир, присоединялись к политическим партиям. Раньше, чтобы насолить своим родителям, ты вступал в коммунистическую партию. К семидесятым, те, кто хотел изменить мир, были дискредитированы и все, что от них осталось, была их эстетика. Одно-два поколения назад люди верили в модернистский идеал жизни: строили районы для коллективного проживания, в которых соседи встречались во внутреннем дворике, чтобы провести время друг с другом. Шестидесятые и семидесятые также знаменуют кризис и упадок нуклеарной семьи. На фоне движения к частной жизни и индивидуализму, с ростом количества разводов, это молодое поколение платило за эксперименты своих родителей, не имея в своем распоряжении ничего взамен тому, что те оставили позади. Контр-культура как ресурс/канал политической культуры также начала угасать. Оставались наркотики. Берлин с семидесятых только и делал, что увеличивал популяцию наркопотребителей.

Christiane-F.

Кадр из фильма «Кристиана Ф.»

Семидесятые — это эра оставленных детей, без поддержки со стороны институтов. Christiane F. Wir Kinder vom Bahnhof Zoo (это предложение имеет ту же структуру, что и «Wir Sind Helden», we are the heroes), фильм 1981 года, открывается мрачным видом Гропиусштадта, района с самой дурной репутацией, к тому моменту разлагающегося от социального и материального недосмотра, замученного преступностью. Такое положение дел давало все больше и больше аргументов новому виду политиков, которые считали идеи модернизма «несостоятельными». Печально известный сент-луисский жилой комплекс Пруитт-Айгоу снесли в середине семидесятых. Гропиусштадт правда пугающий, но не задумывался таковым. Бывший директор Баухауса Вольтер Гропиус спроектировал его как скромный, просторно застроенный микро-район. Позже, с ростом миграции из Восточного Берлина, его несколько раз перестраивали, чтобы распихать прибывающее население по квартирам уже худшего качества.

Гропиусштадт, задуманный как модернистский рай, в семидесятые стал самым неблагополучным районом Берлина.

Кристиана ненавидит Гропиусштадт, где она живет со своей вечно пропадающей на работе мамой, которая либо отсутствует, либо трахается со своим жуликоватым бойфрендом. Единственная компания и сообщество в ее распоряжении — это ночные клубы и друзья, каждый из которых принимает наркотики. Она идет в «Саунд», знаменитый диско-клуб, носящий звание «самой модной дискотеки Европы». Она начинает с легкого, принимает амфетамины и кокаин, но все крутится вокруг «Эйч». Героин — ее навязчивая идея, ворота в другую реальность, где она сможет общаться со своим идолом Дэвидом Боуи. Наблюдая за своими друзьями, утопающими в героиновой эйфории, она думает, что этот грех — единственный способ принадлежать к этому сообществу.

Боуи, на тот момент Измождённый Белый Герцог, выбрал своим токсином кокаин, типичный наркотик тех, кто настаивает на том, что полностью «контролирует» свою привычку. Первая половина фильма по большей части это история фанатки Боуи. У Кристианы есть все его пластинки (которые она к концу первой части символически продает, чтобы выручить денег на наркотики). Боуи — бог ее пост-политического поколения, он переизобретает политику как зрелище. В фильме он везде, в виде песен или бесконечно повторяющегося образа: его музыка звучит в клубах и на станции «Зоо» — втором доме для юных наркоманов. Они слышат его, они забываются в наркотическом тумане. Как Большой Брат, он смотрит на Кристиану и ее друзей с постеров, с обложек пластинок, приходит к ним во сне. Его концерт — центральный эпизод фильма — событие, которого она больше всего ждет. Он ее самый близкий друг, он сопровождает подростков, когда они занимаются проституцией, когда они вкалывают наркотик и испытывают приход. Он и есть этот приход, наркотик и чувство тревоги.

bowie_snaps

Встреча с кумиром

В «Героях» Боуи делает финальное заявление: герои умерли, да здравствуют герои! Однако его новое амплуа, бестелесное, бесполое, бесконечно андрогинное, все еще несет тлетворное влияние. Он томно поет: “I can remember standing by the wall/ and the guns shot above our heads/ and we kissed, as though nothing could fall/ and the shame, was on the other side.” Непременно ли это антикоммунизм? Heroes и Low — психогеографические альбомы, в которых он берет нас на прогулку по местам, заряженным историей, по Берлину, Нойкёльну, к Стене. Затем — в Варшаву, Японию, Китай, томясь по Востоку. И это люди Востока стреляют и порождают ужас. Это решением правительства ГДР была воздвигнута Стена, так как с момента основания республики в 1948 и по 1961 год их население все стремительнее перетекало на Запад. Это было идеологическим провалом Востока, которому пришлось посадить под замок своих граждан, чтобы убедить их в том, что они живут в лучшем из миров. Дети со станции «Зоо» не знают «Натиска на Восток», но почему еще они могут держаться станции «Зоо», принадлежащей ГДР, самой грязной, одичавшей части Западного Берлина? И рядом с ним — показной блеск бульвара Кудамм, по которому они фланируют в поисках наркотиков и новых клиентов. Прямо как персонажи фильма Фассбиндера «Торговец четырёх времён года», они смотрят на витрины магазинов как на обещание жизни, которой у них никогда не будет.

the_outtakes_of_david_bowie_s_iconic_heroes_album_cover_shoot_1_

Варианты обложки альбома Heroes

В пяти часах езды от Берлина находится другой город, который также сровняли с землей, но уже немцы. Warszawa, самый жестокий и таинственный трек Боуи, звучит в фильме в самые мрачные моменты, когда герои впервые принимают героин. Варшава также была полна истощенных молодых людей. Возможно, скука, которую испытывала польская молодежь в то время, была результатом изоляции. У Варшавы не было своей стены, но жизнь ее жителей также вращалась вокруг того, что случилось с этим куском бетона. В 1981, в год, когда вышел фильм «Кристиана Ф.», улицы города заполнили его собственные танки. Боуи был туристом, который оставил Варшаве открытку и затем уехал. Жители не могли сделать того же, захваченные в ловушку собственных жизней. Для молодых людей заката семидесятых Боуи был бесконечно привлекательным героем на один день, менее реальный, чем кинофильм, заменивший им политиков, родителей, институты, бога. Но как положить всю свою жизнь на что-то, чего на самом деле не существует?

bowieinmoscow

Боуи в Москве, 1976

Шикарную пьянчужку, главную героиню фильма Ульрике Оттингер Bildnis Nach Trinkerin, сыграла Табеа Блюменшайн, муза и любовница Оттингер. В фильме она — прекрасная и таинственная миллионерша, выбравшая Берлин как сцену саморазрушения, с алкоголем в качестве оружия. Она одета в роскошные наряды, вдохновленные ранними Dior или Balenciaga, и исповедует правило: одевайся красиво, чтобы красиво умереть. Чтобы добавить еще больше комизма, Оттингер дает ей в компаньонки три женщины в одинаковой форме: Социальную проблему, Статистические данные и Здравый смысл, которые подбадривают ее и комментируют ее поступки.

879b3_mar25_nbk_img

Табеа Блюменшайн в фильме «Билет в один конец»

Она напивается до беспамятства в барах, встречает на своем пути фриков, трансвеститов, панков. Ее единственная подруга — бездомная. Она шатается по выродившемуся Берлину, полному хлама, который они вместе с бездумной Лутц собирают в тележку из супермаркета (Оттингер водила дружбу c Вольфом Фостелем, художником деконструкции, который также появляется в фильме). Она знакомится в баре с незнакомцем и берет его на бесконечную ночную прогулку по Берлину. Она делает много бессмысленных вещей: мы видим ее на фоне Гропиусштадта балансирующей на канате в идиотском костюме балерины, после того, как она присоединяется к цирковой труппе — обычной оттингеровской куче страшил, общественных маргиналов, которые скептично относятся к ее цирковому мастерству. После нескольких попыток у нее получается окончательно пасть и она отправляется на станцию «Зоо», как будто ища выход из ситуации. Однако там ее растопчет пунктуальный немецкий средний класс, спешащий на работу. Альтернативное название фильма — «Билет в один конец».

1351167953654-614x308-center

Кадр из фильма «Билет в один конец»

«Кристиана Ф.» — это зомби-муви, в котором действие разворачивается ночью. Когда Кристиана впервые идет в клуб, тот напоминает ад. С развитием их зависимости, все персонажи все больше и больше походят на призраков или скорее на зомби. Режиссер Ули Эдель высказывается слишком буквально, когда бросает Кристиану в клубную версию «Ночи живых мертвецов». Вскоре мы начинаем видеть, что лица персонажей меняются только при перспективе получить дозу. Все окончательно проясняется во время упоительной сцены концерта Боуи. Если они зомби, то Боуи — зомби-король. Кристиана смотрит на лицо своего идеального искусственного идола, находящегося в зените своей славы, и мы начинаем видеть, что он не только солнце, которое им необходимо. Трагическим образом он или скорее его образ сливается с наркотиком, причиной их разрушения. За этим следует голый ужас зависимости: физическая и психическая деградация и самопроституирование четырнадцатилетних героев, разложение их тел. Фильм «Детки» Ларри Кларка — другая версия этого явления, эпохи пост-СПИДа.

sound

Клуб «Саунд», носящий звание «самой модный дискотеки Европы. Кадр из фильма «Кристиана Ф.»

Берлин в фильме — бескомпромиссный жестокий город, никого не щадящий, легко забирающий жизни, восходящий город эпохи модерна, в котором умирают их мечты. Мы находимся в мире «дивизии развлечений»: их бесстрастный секс, их не-удовлетворение, их отказ от всего, их абсолютный нигилизм. Панк умер. Западный Берлин был полон бледных, безжизненных, сомнамбуличных молодых людей (Гитлер назвал Геманию «нацией сомнамбул»). Реальной Кристиане Ф. (Фельшериноу) предложили работу — «рассказать нам нашу историю». Она записала часы материала, который позже стал знаменитой книгой, а затем и фильмом. Ее история прогремела и вызвала волну возмущения и самобичевания на тему «здоровья нации» среди той ее части, что все еще живет в тени чувства вины за нацизм. Казалось, что с послевоенный оптимизм закончился и детей поколения хиппи захлестнула волна нигилистического панка. Кристиана не подвергалась сексуальному насилию, не испытывала недостатка в образовании, не росла в бедности и, хуже того, не была восточной немкой, но она испытывала отчуждение и жила в неполной семье. Ее вырастили в условиях личных свобод, обещанных либерализмом, которые в процессе потеряли всякий смысл.

Я прочла эту книгу, когда мне было 13, потрепанную копию, ходившую из рук в руки среди учениц государственной школы рабочего района Варшавы, в которой я училась. Нам было так скучно и мы так жаждали мальчиков и нового опыта, что несмотря на мрачность, грязь и ужас зависимости, мы неделями жили мечтой поместить себя в контекст истории. Я смотрела на привлекательное, рано повзрослевшее лицо Кристианы и завидовала ей так сильно, что с радостью спала бы на полу станции «Зоо», чтобы просто побыть там, увидеть Кудамм, увидеть Дэвида Боуи. В мою первую поездку в Берлин, в 2000 году, когда мне было 17, поезд Варшава-Берлин высадил меня на станции «Зоо», но от легенды ничего не осталось. История оставила нам вереницу трупов под стеной и смутные очертания зловещих башен.


Подробнее о книге — на сайте издательства Zero Books, an imprint of John Hunt Publishing
Рецензия на книгу на русском языке
Купить книгу на Amazon
Купить версию для Kindle